International menswear in the german tailoring magazine “Der Schneidermeister”
1930
Улыбаясь, она смотрела, как я открываю плоскую картонную коробку. Конечно, у меня в запасе имелась фляжка, даже не одна, но такой еще не было – изящной, широкой, в черной тисненой коже. Я предпочитал армейский вариант: прямые линии, голый металл.
– Нравится?
– Нет слов!
– Значит, угадала. Скоро зима. Будешь пить и меня вспоминать.
– Ты уезжаешь?
– Нет, что ты! Возьмешь с собой на "Стратегию" – час поздний, у тебя в студии холодно. Выпьешь и согреешься. А я буду тебя слушать. Слушать и ждать... Знаешь, для артиллериста ты слишком пуглив. Просто паникер. Сначала решил, что я от тебя сбежала. Теперь думаешь, что сбегу.
– Нет, я...
– Молчи. Я все про тебя знаю. И наполни эту фляжку – негоже ей быть пустой.
В Бакстон поезд заехал с фланга. Только что за окном был идиллический пейзаж, и вот уже конечная остановка с непременной просьбой не забывать вещи в вагонах. От станции до Бюро – минут десять ходьбы. А до "Гроува" – не больше трех.
"Гроув" оказался довольно облезлым зданием с неожиданно богатым интерьером: темное дерево, бронза, ситцевые обои. Старик с черными, как видно, крашеными бакенбардами записал в книге: «Томас Маркус из Вены», выдал мне ключ с деревянной колотушкой и принял на вытянутые руки летний костюм и три рубахи. Прочая одежда, которую я привез в рюкзаке, не нуждалась в прикосновении утюга.
В Белград я приехал ранним вечером, успев за день осмотреть Нови Сад – не столько сам город, нарядный и разноязыкий, сколько огромную крепость, в которой отец служил в последние месяцы Великой войны.